— Привет, миссис Джилуайт. Что-нибудь новенького от Генри в последнее время?

Олив побагровела.

— Вы?! — Никогда еще это местоимение не звучало более враждебно. — Вы знаете?

Олив, задыхаясь, пробормотала какое-то ругательство.

Петра сунула руки в карманы и подошла поближе к стойке. Под локтями Олив лежали свернутые в трубку деньги. Она схватила их и повернулась к Петре спиной.

— Для вас хорошо, что Генри перевели, Олив. Чино гораздо ближе, чем Сан-Квентин, что упростит посещения. А ведь вы регулярно ездите туда. Каждые две недели, как часы. Ну и как он поживает? Старая проблема с кровяным давлением под контролем?

Олив обернулась. Казалось, она вот-вот плюнет Петре в лицо.

— А вам какое до этого дело?

— Чино также значительно безопаснее, — продолжала Петра, — если принять во внимание то, что Армандо Гусман, двоюродный брат жертвы Генри, сидит в Квентине и занимает солидное положение в шайке «Ватос-логас». Получается, что в Квентине полным-полно бандитов из «Ватос-логас», но лишь немногие очутились в Чино, поэтому выделить среди них такого человека, как Генри, там легче. Но мне сказали, что Чино переполнен заключенными. Вот такая ситуация, и никогда не знаешь, когда она изменится.

— Вы не можете. — Враждебное выражение лица сменилось жалобным.

Петра улыбнулась.

Щеки у Олив Джилуайт затряслись. Надо полагать, жизнь с такой ведьмой доставляла Генри истинное удовольствие. К тому же постоянные встречи с любителями транзисторных приемников.

— Вы не можете, — повторила Олив Джилуайт.

— Дело в том, что Генри, осужденный за убийство, несмотря на возраст и гипертонию, особой симпатии у тюремного начальства не вызовет. То, что он отказывается от консультаций психиатра, не прибавляет ему пунктов за хорошее поведение. Упрямец этот ваш Генри.

— Что вам нужно? — спросила Олив.

— Ящик двести сорок восемь. Что вы помните?

— Неудачник, — ответила Олив. — О'кей? Как и все они. С какими еще клиентами я, по-вашему, имею дело? С кинозвездами?

— Расскажите подробнее об этом неудачнике. Как он выглядел? Как расплачивался за ящик?

— Он… молодой, худощавый, высокий. Большие очки. Плохая кожа. Из тех, кого называют занудами. Настоящий гомик.

— Педераст? — Да.

— Почему вы так подумали?

— Я не думаю, я знаю. У него всякая голубая чепуха в ящике. — Олив презрительно улыбнулась.

— Журналы для голубых?

— Нет, приглашения от папы римского. Конечно, журналы. Как по-вашему, для чего все это? — Она указала в сторону стены, загроможденной коробками. — Библии приходят не часто.

Олив рассмеялась, и Петра почувствовала, что от нее пахнет можжевеловыми ягодами. Полуденная порция джина.

— Он говорил вам, как его зовут?

— Не помню.

— Но какое-то имя он называл?

— Ему пришлось заполнить бланк.

— Где этот бланк?

— Его нет. Как только у ящика появляется новый абонент, я выбрасываю старые бумаги. Считаете, у меня есть место для их хранения?

— Как удобно.

— Да. Можете как угодно угрожать мне, но факт остается фактом. — Олив тихо выругалась, и Петра по губам догадалась, что та сказала: «Сука ты трахнутая». — Вам, так называемому офицеру так называемых правоохранительных органов, должно быть стыдно за угрозы в мой адрес. Я пожалуюсь вашему начальству. Да, так я и сделаю.

— О каких угрозах идет речь? — осведомилась Петра.

— Переполнение. Положение изменяется.

— Не вижу в этом никаких угроз, мадам, но вы можете жаловаться на меня кому угодно. — Петра показала удостоверение личности. — Вот номер моего значка. — Олив пожирала глазами значок. — Как назвал себя голубой?

— Не помню.

— Попытайтесь вспомнить.

— Не помню я… что-то русское. Но он не русский. По-моему, он шизик.

— Он поступал как шизик?

— Конечно. Он приходил, нес чепуху, трясся, и ему чудились марсиане. — Петра не прерывала ее. — Он извращенец, понимаете? Что я, по-вашему, должна быть психиатром? Он был заторможенный, неразговорчивый, постоянно смотрел вниз. Это меня устраивало. Плати денежки, забирай свои дерьмовые секретишки и уматывай отсюда ко всем чертям.

— Как он расплачивался?

— Наличными. Как большинство из них.

— Помесячно?

— Нетушки. У меня проблемы с местом. Хочешь иметь место, гарантируй трехмесячное пользование. Именно так я с него и получала.

— За три месяца?

— С других я требую более надежной гарантии.

— С кого же?

— С тех, с кого, как мне кажется, денег не получишь.

— Он был одним из них?

— Возможно.

— Долго ли он пользовался абонентским ящиком?

— Пару лет.

— Часто ли приходил?

— Я очень редко видела его. Мы открыты круглые сутки. Он приходил по ночам.

— Вы не боитесь воровства?

— Я полностью очищаю кассовый аппарат, все закрываю на замок. Воры хотят стащить несколько центов, кого это беспокоит? Слишком много мелкого воровства. Я поднимаю цены за пользование ящиком, и они это знают. Так что ведут себя как надо. Это капитализм. Встреча Генри с транссексуалом произошла поздно ночью. Петра представила себе, как Олив дома, в Палмдейле, лежит на двуспальной кровати. Чем она объясняла отсутствие Генри? Тем, что пошел в ближайшую таверну выпить пару кружек пива?

Внезапно ей стало жаль эту женщину.

— Я больше не буду вас беспокоить…

— Вы уже и так причинили мне беспокойство.

— …русское имя, случайно, было не Юрий?

— Да, — ответила Олив. — «Юрий» звучит как «урина». Где это он так описался, что вы им заинтересовались? — Она шлепнула ладонью по прилавку, разразилась смехом, который перешел в приступ надрывного кашля.

Из отделения абонентских ящиков Петра уходила под противный свистящий хрип.

26

В четыре утра, на второй день наблюдения за домом Кевина Драммонда, Эрик Шталь вышел из фургона и украдкой пробрался к тыльной части дома. Было темно, с востока налетали порывы холодного ветра. Неоновое мерцание Голливуда затянула туманная дымка.

В доме Драммонда царила тишина. До восхода солнца оставалось около двух часов.

Поразмыслив, Шталь решил, что поступает правильно. Он ничего не делал, а лишь сидел почти пятьдесят часов. Три раза они с Коннор переговаривались по сотовому телефону. Ей узнать ничего не удалось.

В течение этих пятидесяти часов Шталь видел много входивших и выходивших людей, среди прочих — мужчину, избивающего собаку, которого ему хотелось бы наказать; придурка с бегающими глазами: тот присматривался к почти новой «тойоте», оставленной у центральной части дома. Шталю следовало бы сообщить о нем полиции, но парень не угнал автомобиль и ушел. Заметил он и два тайных свидания торговцев наркотиками с клиентами.

Самый активный торговец жил неподалеку от Драммонда. Шталь взял на заметку его адрес, чтобы потом уведомить о нем отдел по борьбе с наркотиками. Анонимно. Это упростит дело.

Большинство соседей Драммонда, латиноамериканцы, казались людьми законопослушными.

Было тихо. Последняя машина, желтое такси, проехала двенадцать минут назад.

Шталь застегнул доверху ветровку, сунул в застегивающийся на пуговицу карман черных брюк связку с отмычками, вышел из машины, оценил обстановку на улице, потянулся и побежал рысцой по диагонали к зданию. Старые ботинки с хорошей толстой подметкой не скрипели, поскольку Шталь обычно совершал три раза в неделю пятнадцатимильные пробежки. Таков был режим.

Новый режим…

Пространство между домом Драммонда и соседним, с южной стороны, заросло сорной травой, поглощающей шум. Ни в том, ни в другом доме света не было.

Пока город спал…

Шталь бежал к тыльной стороне здания, глядя на размеченные места для парковки автомобилей. Оглядывал их несколько раз, но так, на всякий случай. Белой «хонды» нигде не было видно. Место для стоянки машины Драммонда пустовало.

Шталь поспешил к черному ходу.

Он был закрыт на один дверной засов, открываемый ключом. По деревянной части проходила клейкая лента системы охраны, но Шталь еще раньше выяснил, что это бутафория: не было ни проводов, ни открытого счета в частной охранной фирме. Он вынул из кармана инструменты и фонарик, дававший сильно сфокусированный луч света, внимательно пригляделся к отмычкам, оценил на глаз замочную скважину. Две отмычки, казалось, подходили. Подошла первая.